|
Маргарите Арменовне Мурадян
И
Анне Сергеевне Матвеевой,
Дочерям моих Друзей
Посвящается.
Племя радуг
Добро пожаловать
в Фиолетовый мир!
г. Орел, 2001 год.
Рекомендуется читать
методом случайных чисел.
Алхимик
Из полной чаши жертвенной крови
Глотнул он, заклинание пропев.
Приди к нему и с ним поговори,
Ему откройся, камень "Красный Лев".
В потемках полулжи и полутайн
Он шел к тебе почти что сорок лет.
Он - загнанный в тупик, знаток окраин
О столько горл тупивший свой стилет.
Жизнь человеческая - пыль в его ладони.
Он на папирусе чертит стилетом знаки.
В его мозгу исходят пеной кони.
Он собран для еще одной атаки.
Склеп - жизнь его. Как вырваться из склепа
Туда, где дышат боги, где есть пламень?
Дверь в этот мир банальна и нелепа,
И ключ от двери - философский камень.
Вдаль по тропе, где слов нет и законов,
Где служит воздух тетивой для лука,
Где время надышалось миллионов
Людей, узнавших, что такое мука.
Где заводи коварны и туманны,
Где звезды - след от пулевых пробоин.
Один лишь шаг остался до нирваны,
Но здесь на страже белогривый воин.
И прост конец был этому походу:
Брезгливо, будто покидает хлев,
Из сердца мага вышел на свободу
Царь вечности, великий "Красный лев".
Абсурд А
Карканье идолов сливается в зной,
Пепел полощется на ветру.
Тысяча двести криков " За мной "
В снегу застынут навеки к утру.
А перерезанный и перекуренный
Город, запаханный и перерубленный,
Спит, спит, спит,
Всеми купленный.
Триста великих, триста святых,
Плавят на льдах пересоленный трон.
Первые гибнут под плетью вторых.
Третьи забудут их имя и сон.
Белые стены и серая пыль,
Пригретое счастье, сосновый горбыль.
Из хрустальных ворот,
вывозя черный состав,
Огрызается небо смертельно устав…
Но новое утро у переправ.
Бельгийский Набоб
Я - Бельгийский Набоб, и в моих руках сила.
Я владею армией в триста теней.
И созвездие Дев о прощении молило,
Скоро склонит колени и Водолей.
Восседая на троне из ценного талька,
Взглядом я поражаю дорожную пыль.
И подвластны мне и булыжник, и галька,
И мой верный вассал - подзаборный ковыль.
Я - Бельгийский Набоб,
Моя власть безгранична:
По веленью и солнце не вовремя село.
О моем превосходстве все знают отлично,
И все женщины клянчат себе мое тело.
Я похож на святыню, нет, «похож» не то слово,
У моих ног земля
Распласталась в блаженстве,
Остальных же, всех тех, кто не может такого,
Сводит с разума мысль о моем совершенстве.
Я - Бельгийский Набоб, – повелитель растений,
Мои мысли ясны, приказания четки,
Управлял бы вообще всем из мира явлений,
Да вот только мешают на окнах решетки.
Я - Бельгийский Набоб, я - дышащее чудо,
Мне вчера присягнули ночные кошмары!
И когда-нибудь все-таки вырвусь отсюда,
А пока умолкаю – пришли санитары.
Бесполезно (П. Л)
Бесполезны забавы уставших богов.
Бесполезны исходы великих идей.
Ты сумел оторваться от тех берегов
И не смог подключиться к теплу этих дней.
Бесполезно летать меж пустых облаков
И нырять в глубину философских речей.
Ты всегда, как всегда, находил дураков,
Что светили тебе остриями мечей.
Ты вошел в темный лес.
Ты читал сотни книг.
И когда этот мир вдруг бесследно исчез,
Ты не смог уловить этот дьявольский миг.
И с высоких мечетей обугленных ям
Поднимались к крестам все молитвы,
Как пыль.
И толпы, что вечно стоят по краям,
Уходили в мгновенье за тысячу миль,
Под серый ковыль.
Бессмертен (П. Л)
Я бессмертен на свою беду.
Вы - реальность в холерном бреду.
И я никогда не найду
Ваш след.
Я принял пожар за рассвет
И шел по нити примет,
И, чьим-то теплом согрет,
Лечу.
На грани огня прокричу
Невидимому палачу,
Что просто хочу
Быть.
Я ли не пробовал плыть
В мире, где можно лишь пить.
Я научусь когда-нибудь жить.
Научусь.
Не споткнусь и выйду туда,
Где умер от Солнца Период Льда.
Буря (П. Л)
Эти стены крепки,
Этот дом лишь моя цитадель.
Эти блестки сверкают,
Но золота в воздухе нет.
Ты не видишь совсем,
Что сел наш корабль на мель.
И теплых былых берегов
Исчезает загадочный свет.
Эта буря опять
Не даст нам с тобою уснуть.
Ты будешь молчать,
Но время подходит устать.
И прервать
Этот путь.
Нам не было тесно в постели небес,
Нам нужен был день, и нужна была ночь.
Но кто все стирает: Господь или Бес?
И кто сможет эту печаль превозмочь,
И кто сможет вылечить нас от беды,
И кто мне укажет, где нужный причал.
Я вижу, что реки мои без воды.
Но это ли повод для мертвых начал?…
Быть Богом (П. Л)
Прошедший дождь, прошедший гром
В начале сна легли на крыши.
Забросив пир, заходишь в дом -
Я все равно сейчас все выше.
Мать моя - вода и трава,
Мой отец - за далеким порогом.
А сейчас чьих-то глаз синева.
Я перестаю быть Богом.
Игра в лицо, в холодный мозг,
Иссохших губ забвение.
Прологом служит эпилог,
А истина в сомнении.
Предо мною стена -
Обезличенное уродство.
И ты ищешь одна
Между смертью и истиной сходство.
* * *
В моей стране, где ты ни разу не был,
Теперь зима.
Здесь жить сейчас не стоит.
Страна сама
Весь день от скуки воет
И заражает всех,
Кто удостоит весь мир мой честью:
Здесь сойти с ума.
Без четверти на водяных часах
Который год.
На ветках дремлет иней.
И все здесь врет
От телефонных линий
И до простейших, скажем, до актиний
Иль инфузорий - туфелек,
В которых дама по снегу идет.
Абсурд парит на вышине блаженства,
Но в нем вода,
Не доходящая, тем паче,
До состоянья льда.
И я на старой кляче,
Которая всегда идет иначе,
Чем я хочу,
С инспекцией объеду города.
Не приезжай,
И так мне тяжело все наблюдать,
А ты добавишь боли -
Как мне не знать...
А впрочем, все поступки в твоей воле
Приедешь - научу тебя, как море
В чистейший,
Белый саван одевать.
Вдыхавшие дым (П. Л)
То ли сон, то ли явь,
Красным соком исходят травы.
Хочешь спи, хочешь правь,
Пущена стрела Безумной
Злой,
Тупой,
Тоскующей славы.
Танцы на огне,
Где все станет седым!
Где ты, поколение
Вдыхавших дым?
Древо - да, древо - нет.
Светлые ветви хранят от мира
Трех могил странный свет.
Тайна Мудреца,
Безумца,
Рыцаря,
Певца,
Кумира.
Верить в свободу на кончике лет,
Дымом снимая оковы.
Слыша, пойми слово примет:
Над головой, не мигая, проносятся совы.
Вдыхавшие дым 2 (Эпоха сна) (П. Л)
Корни деревьев пили воду из рук.
Сломаем печать.
Запад вошел в окровавленный круг,
Чего еще ждать?
Когда-то мы были на высоте,
Считали песок.
Нынче и пули стали не те,
Не то, что в висок.
Полыхало, да
Не сгорело, да
И не встало, да
Не существовало
В этом танце.
Камни лежали на наших глазах
Спали ли мы?
Сорок семь лет всего в двух словах-
Дети зимы.
Жгли ли костры на берегу,
Били ли влёт?
Дом мой холодный, я весь в долгу.
Да вдруг полыхнет?
Пеплом рассеялись мы по земле,
Ждали тот час,
Когда ангел зова примчит на коне,
Чтоб забрать нас.
Били с тоски в колокола,
Кляли весну:
“Что же пришла, да нас не спасла?”
И я усну.
* * *
Весь мир вдруг стал засвеченной палитрой,
И лишь над Стиксом ветер не затих.
Молчание, и только Мирта с Митрой
Рассудок мой все делят на двоих.
Нет силы воли, потому не тянет к водке.
А кто из них там дерево, кто Бог?
Один из них загнулся от чахотки,
Другой хотел родиться, но не смог.
В.К. (П. Л)
Все потери - достойный урок,
Не получится всем пренебречь.
Огорченный потерею ног
Не поймет потерявшего речь.
Уходя, мы теряем свой след.
И за веками спряталась ночь.
Полуангел смеется в ответ.
Не теряя и не превозмочь.
Мой дом
Заливает дождем.
Заостряя вниманье на сне
И на смене привычных понятий,
Вновь теряем мы утро в окне
Под шуршанье загадочных платий.
Растворяем себя день за днем
В беспрестанной погоне за сутью.
И теперь, настояв на своем,
Своей тенью прикован к распутью.
Мой дом
Заливает дождем.
Воланд на кресте (П. Л)
В белом плаще с красным подбоем пятый прокуратор Иудеи Всадник Золотое Копье Понтий Пилат.
Пробуй плоть и кровь Бога.
Так учись быть каннибалом.
Все равно свершит свое
Всадник Золотое Копье.
И не важно, кто кого славит.
И не Дьявол нами здесь правит.
Правда, и от Бога
В нас не так уж много...
Быть Иудой совсем не зазорно,
И им правит высшая сила,
Чтобы мог совершить свое
Всадник Золотое Копье.
- Кто ты?
- Я тот, кто вечно хочет зла и постоянно
совершает благо.*
И был ты свят, хотя не во Христе,
Но я же видел, видел это,
Что был распят здесь Воланд на кресте
В то жаркое и стонущее лето.
Я видел черный пепел на скале
И как уходит в злую даль без края
Златая осень в желтой простыне,
Но, как зима, как наша боль - седая.
И кинув в высь, как реквием, укор,
Сам Мессир покосился на Пилата.
Глашатай свой закончил приговор,
Что с Воландом беда и ночь распята.
Но солнце к горизонту подошло
И закатилось за него привычно,
Но Воланда на месте не нашло,
А ночь осталась зла и безгранична.
И Белый Всадник с темною душой
Скомкал листы священного писанья
И замер перед бездною святой,
Откуда вынут плод живого знанья.
Я видел: Воланд, Дьявол на кресте
Распят среди бескрайних райских кущ.
Пилат по-прежнему с алмазом на персте,
Христос по-прежнему, как ветер,
вездесущ.
* авторская редакция
Волшебник* (П. Л)
Сегодня я рассыпал снег
И смотрел на россыпь птиц.
Будет сегодня много страниц,
И выбросит жемчуг на ледяной брег.
Будет грань -
Оденешь рвань,
Пройдешь по земле,
А за тобой она на коне.
Банально читать календари,
Считать года, мне - считать столетия.
Заключи со смертью пари,
Победи и возьми ее в мир бессмертия.
Я не мальчик, ее не спасти.
Но нет жалости, будут цветы.
Заложник вечности и красоты,
Научись пламя из смерти плести.
Будет грань -
Оденешь рвань,
Пройдешь по земле,
А за тобой она на коне.
* - Для спектакля «Обыкновенное Чудо»
Вороны (П. Л)
То ли тучи над нами,
То ли птицы с стальными крылами.
Темно на все четыре стороны.
Это - вороны.
Стаи мечутся, да над полюшком.
Похлебали мы воли да горюшка,
Темно на все четыре стороны.
Это - вороны.
Погулял народ до предела.
Вот и черни вдруг налетело.
Крики их в единое пение.
Птицы - символы опустошения.
Погулял народ, понатешился,
А потом с тоски перевешался.
И могло б то дым, ой да от костров
И могло б то тень, от святых крестов,
А то бросили плуги, да бороны
И слетелись на пиршество вороны.
Эй, разбойничье племя черное,
Гниль и падаль есть обреченное,
Вы слетелись на праздник бешеный,
И вам рад русский брат повешенный.
Рад до боли, до отупения
Средь погромов и разрушения,
Среди хат, хуторов заброшенных,
Средь полей и лугов нескошенных,
Где пропито мужицкое счастье
И на крыльях вороньих ненастье.
Погулял народ, понатешился,
А потом с тоски перевешался...
* * *
Все сорвалось. И ветер пыль в лицо.
И боги небо плотно в тучи укрывают
А после рассекает все гроза.
И снова тьма, в которой ослепляют
Ее глаза.
Все имя сократилось в букву "О",
А образ молча отдалился в силуэт,
Который мысль укутает в одежды,
Пошитые из болей прошлых лет,
Но больше из надежды.
А сколько их, не встреченных дождей,
Что каплями рисуют мир на теле,
Который бы дышал, когда б Она любила.
А может жить, как будто, в самом деле
Все это, было, было, было…
Вселенная вливается в стакан,
Весь мир раскрашивая чем-то пряным,
И все здесь не понять и не измерить,
И слишком часто я скитаюсь пьяным,
Чтобы Она могла бы мне поверить.
* * *
Вот я, Магистр ордена лжецов,
Гляжу на мир открытыми глазами.
Я тот, кто управляет чудесами,
Придумывая истины отцов.
Создам вопрос и вылеплю ответ,
Счастливыми вас сделав в одночасье.
Без веры невозможно ваше счастье,
Так получите веру на обед.
Богатый бросит милостыни грош
У паперти толпящимся старухам,
Но Бог не золото, и если Ты нищ духом,
То Я в любые пантеоны вхож.
Я строю их из тайн и снов, и слов,
А также камня, золота, чудес.
Ведь Храм - глаза, душа, а также лес,
(Пусть даже ход последний мой не нов)
Ведь я начало, стало быть, - конец.
Я - магия огня в борьбе с камнями.
Идешь ко мне, когда стремишься к маме.
И разве важно, что я просто лжец?
* * *
Выпито утро, погашен свет,
Обглоданы мысли веков.
Фиолетовых флагов нет,
Как нет дверей и тупиков.
Нет снисхожденья и огня,
Нет завтра, так же, как вчера.
Извечны истины храня,
Идешь, но скажет смерть: “Пора”.
А я - осколок и печать,
Я так убог и так велик,
И вам меня не залистать,
Как миллионы мертвых книг.
На синем бархате морей,
На золоте сухих песков
Цепь иллюзорности идей
И хрупкость свежих лепестков.
Бескрайни крылья пустоты,
И времени клыки остры.
Жизнь - лишь сушеные цветы,
И давят вечности листы…
* * *
Выходцы из окон, вхожие в подвалы,
Падающим листьям вторят ваши вены.
В вашу честь под утро полыхают скалы,
В вашу честь под вечер воздвигают стены.
У раскрытой двери спало тихо время,
Тенью рваных крыльев сон его баюкал,
Вешая на карму с каждым шагом бремя.
Улицы заполнил род безумных кукол.
Обойдясь без жизни, как без пробуждения,
Дети шли за гранью чистыми листами.
Нет грехопадения - так зачем спасение,
Крест не целовали мертвыми устами.
Им везло, но все же кто-то обманул их,
Выбросив на простынь, словно комья глины.
Как на суше рыбы, зло, хватая воздух,
Криком рвали в горле клочья старой тины.
Выходцы из окон, вхожие в подвалы,
Страхом подписали кодекс камикадзе.
Памяти не стало, в голове провалы,
Лишь клочками танцы
Чуть прозрачных граций.
* * *
Гореть - греть, или я путаю?
Светить свято? Или я падаю?
Падших я сомнением радую.
Среди святых прослыл Малютою.
Выстрелом многое все же решается,
Что же ты тянешь нервы по ниточке?
Знаешь же, как душа расширяется,
А пол определяем не только по выточке.
Выкает, тыкает, рубится улица,
Словно падчерица у покойника.
Ну, скажите, кто же к нам сунется?
Нам же все давно до подоконника.
До перелеска еле доехали.
Сватали, крали, а позже прятали.
А чего ждали? В морду? Успеха ли?
И чем нас крыть матами, матом ли?
Хватит. Уже недержание выстрела.
Выскочек мы разложили по косточкам.
Что за метель мою душу вымела?
Как собрать ее с мира по горсточкам?
Ты, та, что даришь хотя бы тело,
Ты, что хотела б отдать мне душу,
Знай, что не раз уже мне светлело,
Но знай, что мрак я свой не нарушу.
Дезертир (П. Л)
подарено 06.04.97 г. А. С.
Волком бежал,
Птицей летел
От в спину метящих жал
Да стрел.
Лился ручьем,
Стлался травой,
Ведомый звериным чутьем
Домой.
Здравствуй, мама, Я - дезертир,
Не на щите пришел, а с позором.
Навоевался, побился о мир,
Запуган светом, клеймен приговором.
Знаешь, мама, я видел, как пыль
Каменеет, на крови замешена.
Я прополз по ней сотни миль,
Чтобы быть возле дома повешенным.
Может, примешь, кого родила
И растила, чтоб был Человеком.
Не стал солдатом - научить не смогла
Привыкнуть к кровавым рекам.
Видишь, мама, я - полупес,
Дай мне руку, ну где же рука?
Я отдам тебе, что принес -
Ломоть сердца, души полглотка.
Дело № 4492* (П. Л)
Плавится, плавится солнце в руках,
Море колышется на горизонте.
Ты вспоминаешь только во снах
О битве за жизнь, о вечном фронте.
Мудрец из страны Оз,
Где не бывает гроз
И слез.
Мудрец из страны моих детских грез.
В травы зароешься. Солнечный свет
Гладит твой поседевший волос.
Каждое утро поется рассвет.
Тебя волнует сказочный голос,
Мудрец из страны Оз,
Где не бывает гроз
И слез.
Мудрец из страны моих детских грез.
В горном ручье, словно хрусталь,
Влага, что дарит радость в жару.
Вместе с дымом уходит печаль...
И звери и птицы приходят к тебе поутру.
Мудрец из страны Оз ,
Где не бывает гроз
И слез.
Мудрец из страны моих детских грез.
* Номер дела человека, находящегося в сумасшедшем доме.
Донна Анна
(Светлой памяти Дона Педро посвящается)
Донна Анна, Ваш муж был сожжен,
Он мерзавец и друг Сатаны:
На балу епископу он
Белый соус пролил на штаны.
Донна Анна, Ваш муж еретик,
Его проклял сам папа Климент,
Сообщал всем, срываясь на крик,
Что король наш давно импотент.
На турнире, напившись в дугу,
Он залез к королеве в окно.
Королеву винить не могу -
Было скучно, к тому же - темно.
Это было б еще полбеды.
Королева просила развод,
А наследнику уж третий год,
Он с Дон Педро две капли воды…
… Донна Анна, Ваш муж был сожжен ...
* * *
За чем в грядущее последовать?
Чем день прошедший погасить?
Я знаю, что не вправе требовать,
Но я не должен и просить.
Сочти сомненья и стремленья,
Пока блуждает миг в часах.
Я не хозяин положенья,
Но все ж я гиря на весах.
Ты жив, да только мысли серы.
Не полоса уже, но стадия.
Где взять тебе бинты для веры
И для надежд противоядия?
И спирт - иллюзию спасения -
Сосешь, как молоко из вымени.
Жизнь без гарантии забвения
Трудней, чем без святого имени.
Заслуга (П. Л)
Заслуга мертвых в живости моей.
Пропажа снов досадна, но случайна.
Стремимся мы забыться средь огней,
Но как обед нам подается тайна.
Заслуга ночи в странной суете,
Когда изменчивы и нереальны тени.
Наплавался я вдоволь в пустоте,
Мне нужен угол, где согну колени.
Неискренне вещает тетива
О поражении заветной цели.
Я засыпаю у подножья ели,
Мне колыбельную поет трава.
Заслуга жизни в том, что я умру,
Уйду, следов почти не оставляя.
Мы птиц всегда узнаем по перу,
Их после перелета прославляя.
Заслуженные камни за душой.
Задымленная комната устала.
Я вырос бы и вышел бы стрелой,
Стрелой для пораженья пьедестала.
Неискренне закончена строка -
Нет шансов завершения полета.
Оплакивай меня, моя работа -
Убить в себе святого дурака.
Звездочет (П. Л)
Приходит час, и меркнет свет.
Хранитель тайн, знаток планет
Взойдет на древний минарет.
В лицо все небо знает он,
И звездным светом опален.
В глазах слезящихся закон,
В который с детства посвящен.
Летит звезда, пронзая тьму,
В его иссохшие ладони
Ветра шумят в небесной кроне,
Десятки звезд даря ему.
К утру, собрав небесный сор,
В мешке, как золотые зерна,
Спускает свой улов во двор
Идет уже не так проворно…
Базар пугал стеной товара,
Но как с ума сходил народ
Там, где всего за полдинара
Старик вновь звезды продает…
* * * ( П.Л)
Зеркальным отраженьем дна
На плечи небо нам ложилось.
Бежало время иль стелилось -
Не верилось, что жизнь одна.
Свет проливался ниоткуда,
Из нас не выросло героев,
Мы в рваных мантиях изгоев
С голодной жадностью искали чуда.
А в ранее открытых родниках
Кроме песка остались только змеи.
На сцене корчатся бумажные злодеи
В уверенных Властителя руках.
На стяге вышита сухая роза,
Вода в молитвах умершей латыни.
Две тысячи лет любовь! Но и поныне
В их факелах упрятана угроза,
Все истины гоняются по кругу,
Не выходя на чистоту спирали.
Добром мостили мы дорогу к дали,
Добром, но вышли все-таки к испугу...
Вези меня в туман, владелец кэба,
В туман или туда, где меньше пыли.
Чума! Готовьте пир, ведь мы приплыли,
Нам дном казаться стало небо...
Из этого дома (П. Л)
Вчера я видел твои глаза.
Сегодня рядом пустые лица.
Вчера я шел и в руку молчал,
Сегодня потеряна нить.
Вчера я знал ветра,
Сегодня серость - царица.
Вчера в огне полыхало все,
Сегодня безумие будет душить.
Безвозвратностью тянет
Из этого дома,
Где вчера все знакомо,
А завтра чужим станет.
Может быть, мы ошиблись,
Может, сбились с верного курса,
Может, просто упали в воду,
Может быть, в пустыне накрыло.
Да только холодные камни,
Да только религия труса,
Да только оцепенение,
И это давно постыло…
Извилистый путь (П.Л)
Где оно, небо моё,
Может там, где спит моя боль.
Где оно, родное окно,
Может, его укрыл тролль.
Плачут деревья,
Может, им нужен зной.
Я спотыкаюсь,
Дорога бежит сама собой.
Извилистый путь
В ночном лесу.
Всё, что осталось,
К тебе несу.
На чистых травах
Бросал в росу
Мысли о том,
Что же с тобою сталось.
Как ты? Знать бы,
Хотя бы самую, самую, самую малость.
Тени птиц
Как шелест страниц.
Глаза зверей да звезды.
То крест дорогу укажет,
То камень что-нибудь скажет.
И снова луна и звезды.
То бегу, то сделать шаг не могу.
То листья как флаг.
То прямо в овраг.
И снова луна и звезды.
Каир (П. Л)
Осень выстелет тропы
Желтым, красным и белым.
Но если хочешь быть слишком смелым,
Купи себе перископ.
Просто быть тореадором
Где-то в районе Аляски
И надевать новые маски,
Когда сидишь за высоким забором.
Но если хочешь
Посмотреть этот мир,
Одевайся,
Мы уезжаем в Каир.
Жарко, как летом на Атлантиде.
Медью позолочены трубы.
И совершенно левые группы
Ставят опыты на Еврипиде.
Паром паромы не сдвинешь.
Станет на якорь стихия.
Стихнет неистовый Иеремия.
Станешь мертвее, когда остынешь.
Карфаген
"…Карфаген должен быть разрушен…"
Марк Порций Катон Старший
В нашем мире хохочет гиена,
Оттого-то покой мой нарушен!
Я по поводу Карфагена:
Карфаген должен быть разрушен!
Каждый камень - алтарь мне и сцена.
И я все-таки буду заслушан!
Есть один удел у Карфагена:
Карфаген должен быть разрушен!
(Не предложат мне дамы колена,
Я для этих простушек скушен) …
… А по поводу Карфагена,
Карфаген должен быть разрушен!
А вокруг меня ложь и измена,
И я предан, оболган, подслушан,
Но что касается Карфагена:
Карфаген должен быть разрушен!
Все твердят, что я туп как полено
И что мухою злою укушен,
Но коснусь сейчас Карфагена:
Карфаген должен быть разрушен!
Подрастает нелепая смена,
Что я им? Я уж стар и иссушен.
Что за дело им до Карфагена:
А ведь он должен быть разрушен!
Все твердят: не избегнуть мне плена
Иль я буду подушкой удушен,
Но по поводу Карфагена:
Карфаге…
Кассандра (П. Л)
Откуда в тебе способность читать
Все, что хотел бы укрыть от рассвета?
Вдаль приходилось от взора бежать,
В край, куда в детстве упала комета.
Шел, спотыкаясь под взором твоим,
Шел иль бежал без ума и оглядки.
Мысли как дети, и я нелюдим,
А Вы на видения яркие падки.
Да, ты сильней, твоя сила права,
И глаз горящих уголья всесильны.
Скоро склонится моя голова
К плитам, что вечно забыты и пыльны.
Да, меня скрутишь без пустяка,
Если я вдруг потеряю опору.
И у тебя пусть не дрогнет рука -
Я подчинюсь твоему приговору.
Да, ты сильней, твоя сила стара,
Но я свободен, пока понимаю,
Что все вокруг - это только игра.
Слышишь, Кассандра, еще не пора,
Я еще волен, еще убегаю.
Слышишь, Кассандра? Еще не пора.
Королева Темноты (П. Л)
Из ветра и памяти выткан ковер,
И бисером звезд мой украшен чертог.
Здесь было спокойней, чем в холоде нор,
Но истоптала все прелестью ног
Королева Темноты
С бездною глаз,
Которых я так и не спас
От дождя пустоты.
Не восстать из пепла прежним лицам.
Не поднять со дна всех моих вер.
Дайте ж свободу зарешеченным птицам,
Дай свободу и мне, подай всем им пример.
Пишем кровью по серым стенам,
Ты истоптала всё и вся.
Но бьется еще огонь в моих венах.
Я тку новый ковер из тебя и огня.
* * *
Который раз
Вдоль ожиревших глаз
Шла девочка по скользкому карнизу.
Который раз
Осколки фраз
Одеть опять пытались в ризу.
Который раз
Меж мертвых фаз
Едино быть отцом иль подлецом.
Который раз
В висок бьет газ...
И чистый ребенок с разбитым лицом,
Милая девочка с бритвой в руке,
Снимающая скальп с ваших традиций,
Вашего времени, ваших амбиций -
Она уже здесь, она невдалеке,
Утро несет, зажав в кулаке.
Что останется вам,
Убогим, от бога?
Что достанется вам,
Убогим, от жизни?
Поклоняться кресту?
Поклоняться отчизне?
И детской мечтой
Стирать пыль с порога?..
Но милая девочка с бритвой в руке,
Снимающая скальп с ваших традиций,
Вашего времени, ваших амбиций -
Она уже здесь, она невдалеке,
Утро несет, зажав в кулаке.
Крик
Войди, разбуди, открой окно.
Свеча оплыла на дубовом столе.
Периоды мрака не вымыть из глаз все равно.
Сегодня и утро в твоей кабале.
Сегодня я сдался, а что же потом?
Потом выльется в улицу миг,
И жадно хватая слезы накрашенным ртом,
Подари мне вместо любви своей крик.
Я буду стоять у начала конца.
Каналы в земле как в ноже кровосток,
И ты не поднимешь уже неземного лица
Туда, где вчера загорался восток.
Поминки пойдут по великой мечте
Воссесть Клеопатрой на шее земли.
Привычкою жить в замыкающей все пустоте.
А я буду к солнцу пускать корабли.
Мне ясно, что ты приносишь лишь боль,
Хотя и тепла у тебя не отнять.
Стремленья твои все равно
Загинаются в ноль.
Кричи, не пытаясь меня целовать.
Ланселот (П. Л)
Отстучали свое время часы,
И непрошеный вечер шепотом
Возвестил машинным рокотом,
Что сломались судьбы весы.
Кресло ждет, и бутылка совести
Остывает на грязной скатерти.
У окна, как у края пропасти,
Телевизор вещает с паперти.
Раз, два… Всё просто до ужаса
В поеденном молью мире.
И один на один с вечностью
Ланселот в коммунальной квартире.
Звонок завизжал, как бешеный.
В дверь впорхнула актриса вечера.
И сегодня уже делать нечего -
Ты ее взглядом меченный.
Ей по кайфу быть в центре внимания,
И его постель - как подмостки,
И соседи из понимания
У стены истерзали доски.
Она уйдет, оставив лишь запахи.
Они довольны, она уверена
В том, что сила ее проверена.
Он же верит, что все глухи.
И согрев, как всегда, свой вечерний чай,
Полистает одну из умнейших книг.
Всё в порядке. Их и не замечай!
Им плевать, в какую сторону сдвиг.
Ледяной Маугли
Я умер в миг, когда настал рассвет.
С теплом мне было так не по пути.
И Лед, что охранял меня сто лет,
Был ранен и не мог уже спасти.
Я - Маугли торосов и снегов,
И Вьюга колыбель мою несла.
А у людей не делал я долгов,
Тем более я им не делал зла.
На теле же носил "дары" их стрел,
И был всегда у них готов аркан.
Меня тогда Буран отбить успел
И остудил горенье моих ран.
И я вас убивал, но лишь потом.
Тогда уже мне дали имя "Дарк".
Вы так хотели "ледяным скотом"
Украсить свой столичный зоопарк.
Я был для вас неведомым зверьем.
Что ж, это назидательный урок.
И сами в сердце разожгли моем
Вы ненависти огненный цветок.
Я умер. Лед растаявший (вода)
Покрыл все вплоть до вершин всех скал.
Кто жив остался, тот гадал тогда:
" За что же Бог на нас потоп послал?"
Ловящие ветер (П. Л)
Ловящие ветер в ладони детей,
Смотрящие утром на пляски теней,
Ищущие по углам
То, что досталось всем нам.
Горящие ночью, молчащие днем,
Забывшие вовсе, зачем мы поем.
Танцующие лишь затем,
Чтоб быть частью систем.
Умерло в вас столько всего,
Что отравлена кровь.
Смотри - на стене иероглиф,
Там за углом - любовь.
В погоне за мигом летучая мышь
Не станет легче. Так что ты молчишь?
Верящие давно
Опустились на дно.
Остались лишь те, кому тяжело
Представить, что небо на землю легло.
Плачущие о том,
Видят в земле свой дом.
Мама! (П. Л)
Мама, где же обещанный ангел?
Мама, где его белые крылья?
Кругом злые руки и зубы навыпуск ...
А ты все твердишь, что сейчас будет небо.
Это небо ...
Где это небо?
Мама, а распятых все больше.
Мама, это страшные танцы.
Кругом голодные крысы и люди для муки,
А ты все твердишь, что сейчас будет небо.
Это небо ...
Где это небо?
Ты только женщина, зла и бессильна.
Снова сгорают бумажные крылья.
Хочешь залить меня новым раствором?
Ртуть, испаряясь, рождает виденья.
Мама, мы больны и все бредим.
Цепи для нас давно не оковы.
Мама, мы ценим все то, что сгорело,
А ты все твердишь, что сейчас будет небо.
Это небо ...
Где это небо?!!
Маркиз Д'Саа
(Синяя Борода) (П. Л)
Маркиз Д'Саа чисто выбрит.
Мысли колышутся в пустоте.
Синебородый герб уже выбит
На его рыцарском щите.
Мелко трясутся руки и ноги,
Болью тупой томит голова -
"Дайте ж немного разума боги -
Пусть хоть эта будет жива".
Но мазохистский уклон
Ему не дает в мире жить:
Снова любимую он
Должен сегодня убить.
"Любимая, не покидай, -
Шепчет, вонзая нож.
Сломаны двери в рай -
Так что ж?"
Словно раненый зверь,
Мечется у могил.
Попробуй любовь измерь
Кинжалом, который вонзил.
Будет от ужаса выть,
Но ему не помочь.
Еще сильнее любить
Будет ушедшую в ночь.
Новая тень мелькнет -
Безумие и любовь.
Вновь, полный любви, прольет
Эту горячую кровь.
Мой дом (П. Л)
Мой дом для тебя чужим не стал,
А просто ты забыла тропинку,
Ведущую между скал.
Мой дым для тебя медом не стал,
И что вспоминать тебя заставляло,
Я лишь гадал.
Мой свет для тебя светом не стал,
Ты никогда не узнаешь, что я устал.
Мой взгляд тебя не отыскал,
А просто ты исчезла как сон,
И потому со всех сторон
Вместо улыбок оскал.
Молитва (П. Л)
Вечером опять склонится солнце
Ради всех завешенных зеркал
Объясни, зачем струился воздух.
Объясни мне, что же ты искал.
Объясни, кому дано прощенье,
Кто свободен от последних мук.
Кто подаст мне руку, словно силу,
Выходя на свой последний круг.
Не прошу я у тебя прощенья
От себя, меня не защитишь.
Ты велик, спокоен и всесилен.
А мой голос тонет в толще крыш.
Ночь опять танцует у лампады,
Копотью разъест мои глаза.
Говорят, в Раю всегда есть место
Тем, кого взяла с собой гроза.
Я ж не буду прятаться от Ада,
(Что дано, то и досталось нам).
Поднимусь я выше крыши, выше.
Бей, ведь я подвластен всем ветрам.
* * *
Мы увидели море, мы зажгли костры,
Мы построили лодки из старой бумаги.
Паруса сшили из крыльев осы,
И подняли над мачтами яркие флаги.
И последнюю ночь, без молитв и без сна,
Посвятили себе, а в себе природе.
На своем переломе звенела весна,
Мы прощаемся с ней, мы завтра уходим.
Мы - осколки племени чистой росы,
И о жизни только по смерти судим,
Мой народ никогда не считал часы,
Мы - такие как есть и другими не будем.
Солнце встало из алого росплеска волн,
Из орлиных перьев весла взяли в руки,
Каждый вел вперед свой нелепый челн,
Без тоски по поводу вечной разлуки.
Солнце было в зените, все были на дне,
В своих легких храня морскую воду.
И прибой долго пел о торжественном дне,
Когда мы обменяли жизнь на свободу.
На огне
(при участии Ф.Ш.) (П. Л)
Когда-то я пел, а сегодня лишь пью.
Когда-то я шел, а сегодня устал.
А может быть счастье, что веру свою
В пути да дороге я всю растерял.
На огне фотографий вчерашних богинь
Я жег руки, с прошедшею ночью в глазах.
Я жег и твердил себе тихо "аминь".
Я жег, превращая мечты свой в прах.
Меня не пугает стук ветра в окно,
Меня не изменит ваш новый Христос.
Пусть все заливает кровь и вино,
И пепел в руках моих снова пророс.
Есть огонь у меня, но я вовсе не рад.
Полыхает в душе ядовитый пожар.
Дай мне бог, чтобы я возвратился назад,
Только в миг, когда пепел не сможет уже
Нанести мне последний удар.
* * *
Назови свое имя не мне,
А этой пыльной траве.
Открой свои тайны
Холодным степным валунам.
Брось ветру все, что осталось в твоей голове.
Стань прозрачней и лишь тогда приди к нам.
Я ношу свой разум почти две тысячи лет,
Тело осталось где-то в гробнице сырой.
Да, ты права, тепла во мне нет.
Да, ты права, я не добрый,
Но я к тому же не злой.
Я палил свою душу миллионами книг,
Что писал, то само уходило с листа,
Смотри на меня, я высшего храма достиг.
Смотри сквозь меня,
В этом храме всегда пустота.
НаИтие (П. Л)
Строили храм, да на крови.
Говорили вам все о любви.
Заповедь Христа - великий закон,
Но душа пуста и бессилен звон,
Колокольный звон.
Думали любить, да пусто вокруг.
Думали убить, да это был друг.
Думали уйти, да тысячи слуг
Чертят на их пути заколдованный круг
Из тепла и вьюг.
И вся беда заключается в том,
Что войти сюда могут со злом.
Не жги мостов, не стреляй в людей,
А в обход постов и в обход идей
И по стаканам разлей.
Наслаждение (П. Л)
Смерть твоя не остановит время,
Буду падать в прозрачную воду
И нести, как святое бремя,
Долгожданную свою свободу.
И твердя, что все к улучшенью,
Не считая полосы горя,
К бесконечному умалишенью
Подойду, с собою не споря.
Буду пить свой
Рай!
Наслаждаться своим
Раем!
Искалечены двери в пустыню.
Пробивался как одержимый.
Топором рассекал святыню,
Символ цели недостижимой.
Отступлюсь, отрекусь, покину.
Все ступени с землей сравняю.
И согнув у небес свою спину,
Подойду к запредельному краю
Чтобы пить свой
Рай!
Наслаждаться своим
Раем!
Не по пути (П. Л)
Я оставил позади не одну цель.
Я оставил позади не одну цель.
Ветер гнул ель,
На лысой горе последнюю ель.
Мы сидели в темной норе,
Было страшно, как детворе.
Ты боялась за себя,
Я боялся за всех.
Не могла ты понять,
Где таится мой смех,
Не могла ты принять,
Моего пути,
И я ушел догонять
Тех, с кем должен идти,
Дальше идти.
На листьях роса,
В стакане вино иль вода -
Не беда.
Я сегодня дышу,
Значит, так будет всегда.
Нам с тобой не по пути,
Нам с тобой не по пути,
Ты завтра умрешь,
А я должен идти,
Дальше идти.
Не отосланный ответ на письмо М.
Просить твоей любви?
Она не подаянье
И не заслуга, это - тайна та,
Та тайна, без которой
Лишь отчаянье
И скорби пустота.
Та истина, которая мелькает
Быстрей, чем сны
И то, чего всегда нам не хватает.
Чего нам мало так же, как весны.
Мы можем захлебнуться этим шансом,
Глотнув едва.
Сойти с ума, затянутые танцем,
И вылиться в слова,
Которые сметут из тела страхи
И тягу врать.
Плывет пятно по белизне рубахи,
Хоть выстрела лишь ждать.
Кровь капает и в строку выплывает
На чистоте страниц
О том, что до безумья не хватает
Сейчас твоих ресниц.
Из горла мысли стаей отпускаем -
Птиц, что на суд ствола.
Любимым только души завещаем
Земле - тела.
И снова вихрь, и время - быстротечность -
Родит испуг.
Не плачь, Любимая, ведь эту вечность
Кормлю я с рук.
Она ручная, хоть порой капризна,
Как первый снег.
Но в пику расстояньям наша тризна
Отложена на век.
* * *
Нет, не монархи создают шутов
Их глупости непостижима тайна,
Она наивна, иногда случайна,
Но не живет она среди оков.
Когда осколки тонкого стекла,
Вонзаясь в плоть, рождают ощущенья,
Что все вокруг фантомы и виденья,
То уж не до фальшивого тепла.
В круговороте масок места нет
Лицу живому, что, быть может, хуже?
Гниение внутри и лоск снаружи.
Господь, благослови весь этот свет.
Когда твой смех проходит через боль
И боль когда через твой смех родится,
Есть выбор: стать шутом или напиться.
О, мой монарх, я пьян, меня уволь.
Новые Огнепоклонники
Господа Звери в фраках от Заратустры,
Рабы поцелуя свастик налево
Ищут детей в гниющих дебрях капусты.
Коль жалит змея, так она Королева.
Заигрывать с камнем - первейшее дело.
Согнуться в поклоне у газовой плитки.
И за опьянение отдать свое тело
При первой возможности маленькой скидки.
Да здравствует тлен (это ведь то, что тлело).
Приручен огонь и живет в зажигалке.
Богов призывают так искренне смело
Из храма их жизни - из мусорной свалки.
Рождены случайно, для перестраховки,
В плане эксперимента по многообразию.
Не требуют дальнейших сует перековки,
Их рвет по утрам серной мазью.
* * *
«Ночь, улица, фонарь, аптека…
Не видно практически ни одного человека»
Бомж, цитирующий Блока
Сонный ветер качает фонарь.
Ни аптеки, ни человека…
За стеной дремлет пьяный звонарь,
Возвестивший о смертности века.
Ночь, жара, видно, все-таки лето
Выпьет кровь мою всю, до дна.
А Она настолько где-то,
Что не ясно вообще, кто она.
Жду примет так, как ждут приговора,
Я с весны и опять до весны,
Но покуда туманна суть спора,
Жизнь почти заменяют сны.
Неумеренно-бестолково,
Я с ужасным акцентом живу.
Имя боли банально не ново,
И поэтому не назову.
Еж понятен и ясен, по сути,
А прочувствован в сотни крат.
Что, вы в гости ко мне? Не забудьте
Взять колоду крапленых карт.
Ставлю душу на кон. Проиграю?
Что же делать, фортуне видней.
В самом деле, я, правда, не знаю,
Что мне, грешному, делать с ней.
Обретение (П. Л)
Обошел три тысячи снов,
Обошел три тысячи снов.
Зажигал костры по ночам.
И к ним пришли,
И к ним пришли
Преданные мечам.
Обретение, обретение,
Обретение звезды.
Отыскал три тысячи львов,
Отыскал три тысячи львов.
Отпустил на волю сову.
Разорвал на части стекло,
Разорвал на части стекло.
И пустил в небеса синеву.
Обретение, обретение,
Обретение мечты.
Обогнал три тысячи псов,
Обогнал три тысячи псов.
И увел добычу от них.
И ушел в пески навсегда,
И ушел в пески навсегда,
Вспоминая лица чужих.
Обретение, обретение,
Обретение пути.
Обретение, обретение,
Обретение себя.
Око за око (П. Л)
Они верили в любовь, как в крестовый поход,
И, решая на кухне кастрюльный вопрос,
Смывая с одежды каждый свой год,
Мечтали о мире, преисполненном роз.
Око за око, глаз за глаз.
Все ушли в коридор.
Они верили в легенду о всеобщем добре,
Принимая мундир как угрозу теплу,
И мечтали о корабле,
Что в бездну увозит пустую золу.
Око за око, глаз за глаз.
Все ушли в коридор.
Сыпались искры, горели дома -
Правил крестовый валет.
Они не сдержались – сошли с ума.
Вспомни, а был ли там свет…
Око за око, глаз за глаз.
Все ушли в коридор.
* * *
Оставив дар в нескошенных лугах,
Я шел на ощупь, словно в темноте,
Шатаясь на слабеющих ногах
И натыкаясь, все на лица, да не те.
А ты, что выходила с фонарем
Меня искать наперекор молвы,
Нашла, хотя и днем, зато с огнем,
Но я был пьян, увы, увы, увы…
Запутавшись в осенних тупиках,
Захлестанный крылами черных птиц,
Как в вязкой жиже, я тонул в веках
Не в силах разорвать своих ресниц.
Чтобы спастись, я породил буран,
Рвал на груди чернеющие швы,
А ты кричала: “Это же капкан!”
Но я был пьян, увы, увы, увы…
Потом меня сминали зеркала,
Я где-то в бездне ледяной летал,
А ты меня из-за черты звала,
Затем безумный кончился запал.
Лежал я у скрещения дорог
И тихо выл под звонкий смех луны,
Когда-то полубес иль полубог,
А нынче тот, чьи истины пьяны.
ОСталось (П. Л)
Есть, есть день,
В котором мы еще живем,
В котором мы еще поем
О том, что скрыла тень.
Есть, есть день,
В котором мы еще идем,
В котором мы еще не пьем
Свою печаль и лень.
Будешь проходить огонь,
Так посмотри в мое лицо.
Только мертвое кольцо
Не тронь, не тронь.
Пыль как суть,
И мы устали от потерь.
Хочешь - так верь,
Ну, хоть во что-нибудь,
А потом
Я тебе открою дверь,
И ты как зверь,
Но ведь не будешь ты скотом.
Боль моя пусть будет скрыта навсегда.
И беда она у каждого своя.
Навсегда ты останешься со мной.
Жизнь как бой, и пусть ты - звезда.
* * *
(П.Л)
Остаться здесь последним из тех,
Кто видел паденье луны.
Нести свое, скрывая от всех,
И зашифровывать в сны.
Гореть во тьме, но не светить,
Чтоб указать верный путь.
Писать по воде и звездную нить
Сквозь эти стены тянуть.
Молчать, молчать,
Себя с тайной венчать,
Ведь мне дано
Уйти на дно.
И ветры пить.
И вечно хранить
Что проросло,
Да в сон унесло.
Святить листву обреченных лесов.
Из облака вить тетиву.
Следить полет позолоченных сов,
В пыли оставляя молву.
А из росы выстроить храм,
Чтоб высыхал на траве.
Оставить след невидимый вам,
Однажды почив в синеве.
Отрекаюсь
Отрекаюсь… Жемчуг высыпан на пол…
Осколки алмаза изрезали пальцы…
Кровью испачкано прежнее небо…
Память уже не натянешь на пяльцы.
Отрекаюсь, не жгу, заедаю полынью,
Вновь обретаю безумную радость,
Капли дождя вытравляют свет ядом,
Ветка полыни опять дарит сладость.
Отрекаюсь, комкаю расписанный сумрак,
Прошлые краски хрустят под ногами,
Ветер гоняет фальшивые письма,
Рана в спине… Что же было меж нами?
Я отрекаюсь, следы на асфальте
Выбиты четко, но снег неизбежен.
Я отрекаюсь, я чувствую дым.
Что полыхает? Тот мир, что отвержен.
Я отрекаюсь, на голой земле
Мелом черчу тень грядущего сада,
Пусть не хранят эти земли воды,
Чтоб сад расцвел, мне достаточно взгляда.
Ощущение осени (П. Л)
В этот вечер осыпались листья
С придорожных измученных кленов.
Что-то в воздухе подсказало мне
О том, что скоро скроются птицы.
Города опустели, как вымерли,
Не взирая на тяжесть законов.
После бега так трудно дышится.
И на западе стихли зарницы.
Ураганы не долго правили.
И осталась память о чем-то сложном.
Ураганы подняли и бросили,
Словно малых детей, оставили
В безнадежном ощущении осени.
Бьется призраком мир потерянный,
Исчезают блики светлые.
Замутили воду, как в омуте,
Рукокрылые твари из прошлого.
Навалился на душу мрак холода.
И дожди, еще не приметные,
Собрались надо мною тучами,
Скрыли солнце, сломали нож его.
Переворот (П. Л)
История света начнется днем.
Выжжет мозг синим огнем.
Стены поют, их голоса -
Или коса, или роса.
Взлететь, упасть в рожь...
Где-то над пропастью дом...
Я не точил свой нож -
Вены разрежут серпом.
Из тупиков виден просвет.
Это финал нашей игры.
Теми руками, что был согрет,
Уже зажигают костры.
Факел в глазах, боль в голове,
Сердце в снегу, шея в петле.
Сдавлен орел солнцем. И я
Молча седлал больного коня.
Туда, где ждут меня.
Пестрый шатер, мраморный лес.
Тратишь часы на переход.
Шторами век шьешь занавес.
Обрубки пальцев сливаются в год.
Переворот. Переворот.
* * *
Пиры не смолкли, смолкли лишь часы -
Окончилось течение времен.
Я выхожу из русской полосы
На стол, которым стал восточный склон.*
Не правит пьяной влагой Дионис
(Не вынес бедный наших холодов),
От яств исходит стойкий запах крыс -
Смешения всех видов и полов.
Огромный бык косится на Европ,
И рогом добывает малахит.
Мудрец в чалме на паутине строп
То ли возносится, а то ли так висит.
Задумавшись о сути бытия,
Аттила крошит в воду чей-то труп.
Крот, трезвый как гавайская свинья,
Мечтает, как из тигра сшить тулуп.
Ночная нимфа, серая сова,
Твердила всем, что Пан ухаживал за ней.
В согласье Байрона склонилась голова -
Нет невозможного у вас, лесных зверей.
Гражданка Смерть в резной бокал лила
Напиток Зевсу и твердила: " Вот чума!"
Зевс пил и пил, но иногда его чела
Касалась из Ершалаима тьма.
Хеопс Харону в кости проиграл
Себя и свой нелепый городок.
Лукулл ему талант свой предлагал,
Но кости кончились, Хеопс играть не мог.
Биг Бен стоял как символ тишины
И увядала в тине сама суть,
Дали пропил "Предчувствие войны"
И в воздухе пытался утонуть.
Текла река, ей было все равно -
Пустыня или горные хребты.
А те, кому и белым днем темно,
Напалмом поливали все мосты.
Копилась боль в предчувствии беды,
И ностальгии белой полосы
Ты, кажется, налил в стакан воды?
Пиры не смолкли, смолкли лишь часы.
____________________________________
* Восточный склон Уральских гор
Племя радуг
Если верить огню,
Жизнь - мгновенье, и только.
А вода тихо лжет о вечном движении.
Созерцатели, звезды и камни… И сколько
Рассыпается их в слепом отражении…
Отлетели печали, разрезав погоны,
На дубу вековом, хранителе тайны
Не задержится дождь, обнимающий склоны.
Мы - из Племени Радуг, мы - нереальны.
С этим можно бороться,
С этим нужно смириться.
И на этом построить храм Фата-морганы.
Недостаточность плоти мешает забыться
И рождает желание чувствовать раны.
Катастрофы не будет от нашего бунта.
Мы проходим сквозь стены,
Чьи мысли печальны.
Мы похожи на отсветы граней корунда.
Мы из Племени Радуг, мы нереальны.
* * *
Плоский мир раскрыл свои карты,
Я виновен, и это надолго,
Мертв февраль, намечаются марты,
Правда, в этом немного толка.
Государство играет с духом,
Дух бежит к духовым оркестрам,
Музыканты с шлифованным слухом
Строят ноты чужим невестам.
Истончали незримые нити
И все чаще и чаще рвутся.
Что, не верите? Посмотрите,
Как на землю лучи косо льются.
Я стою у могилы закона
Избирательного тяготенья,
И не слышно ретортного звона
Алхимического заведенья.
Я не вижу знакомых провалов,
Стен, по-старому нереальных,
Стаи крыс ушли из подвалов,
Превращаясь теперь в крыс ментальных.
Драгоценные, как неживые,
Как границы, отчетливы ритмы.
В мозг вливаю я мир, впервые
На тоске забродили рифмы.
Капитаном сожженного флота
Посреди каменистой пустыни
Я по-прежнему жду чего-то,
Хоть оно невозможно отныне.
* * *
По крышам церквей, по колам осиновым,
По мирным домам духом летал.
Средь вольных птиц звоном малиновым
Слыл, да только светлей, не стал.
Любил без злобы, верил бездонно,
Не в зеркалах отражался.
Выискивал сумерки, в которых звук сонно
Рвал кровлю и в небе рождался.
На рубище моем лунный свет.
Мы будем вдвоем
Несколько тысяч лет.
Но потом, после смерти,
Потом, после смерти, потом.
А пока - я закрываюсь броней,
Я покрываюсь льдом.
Я закрываюсь броней,
Я покрываюсь льдом.
Последний язычник
Дым да дым костров поминальных,
Его ветер в землю втирает.
У озер, когда-то зеркальных,
Новый призрак уныло витает.
А по рекам плывут боги.
В святых рощах бряцание стали.
Плачь, Язычник, у новой дороги
Плачь, пока тебя не охристали.
Убегай, если жив и веришь
В дикий гнев отцов деревянных,
Убегай, иначе проверишь,
Что есть рай крестов окаянных.
Как тоска причесанной жизни
Разрывает славянскую душу,
Ветер воет в последней тризне.
Боги бросили эту сушу.
И вода им стала могилой,
Да вот в небе остатки дыма.
Видишь, как с неистовой силой,
Вторглось в лес спасение от Рима.
В хлябь болот - вековые устои,
Воздух здесь перестал светиться.
Гарь и боль, как в коне из Трои,
Во святых образах таится.
Дождь, омой обгорелые руки.
Шутит Дьявол над слабой плотью.
Он в костре, наверно, от скуки,
Твои пальцы сложил щепотью...
Телефон надрывает зуммер.
Со стаканом сижу, горемычник.
Рваной явью я видел, как умер
На Руси последний Язычник.
Пост Фауст
Мой Бес, ты знаешь, я - игрок,
Сто лет назад мой жребий брошен,
Но пыл уж как сюртук изношен,
И паутина между строк.
Спаситель отстрадал свое,
И я гордыни чашу выпил,
И в небо поднимал свой вымпел,
И твердо верил: сеть - вранье.
Она для слабых лишь врата,
А мне - дорога до небес.
А смерть что пыль, что суета.
Пойми меня, мне скучно, Бес!
От знаний тошно, тайн нет,
Власть - суицид, любовь смешна,
И словно в слугах, Сатана
С утра твердит: “ Что на обед?”
Вампир, кусающий себя, -
Таков мой герб, а также флаг.
А враг не тот, что сжал кулак.
Великий, я не про тебя...
Еще две сотни лет с тобой,
И как в одной из глупых пьес,
Спасителя разбудит вой,
Мой дикий вой: “ Мне скучно, Бес!”
П. (П. Л)
Правит над миром луна,
И тревожится Рак.
Ты говоришь, что я безумен
Но это не так, это не так.
Если бы я был безумен,
Я бы любил тебя,
Если бы я был безумен,
Я бы забыл себя,
Если бы я был безумен,
Я бы забыл ее глаза.
Здравствуй, девочка Смерть,
Вива, сеньора Гроза.
Прахом легла суета,
Тихо качается мак.
Ты говоришь, что я безумен,
Но это не так, это не так.
Если бы я был безумен,
Я бы не пил вино,
Если бы я был безумен,
Я бы раскрыл окно,
Если бы я был безумен,
Я бы, наверное, спал по ночам
И терзал твою душу
По мелочам.
Но ко мне в гости придет
Милая девочка Смерть,
Весь запас чая уйдет,
Что о пустом жалеть?
Я приласкаю стекло
Над циферблатом, итак
Кто же из нас безумен?
Только не мистер Рак.
(Предчувствие возвращения А.С.
из современного Ада)
Здесь бывало
Сталь гуляла:
От плеча и до бедра. Пополам.
С перерезанною глоткой
Не закусишь вечер водкой,
Хоть отмерено с утра сто грамм.
Пред тобою то ли горы,
То ли горе, то ли склоны,
То ли срам.
Офицеры глухо воют,
Новобранцы кровью моют
Предпоследние патроны:
Пусть подавится Ислам.
На приказ Минобороны
Мать венок седин положит
И повестку вместо ленты.
Разночинные лампасы
Набивают пушки мясом -
Родина всегда поможет.
Всем по чину монументы.
Пластилиновые земли -
Сапоги вниз тянет ужас.
Кто здесь кто?
Одной все масти.
Но пока глотает глотка,
То не станет колом водка.
Всё! Вперед. Кто нас помянет,
Зло, порвав письмо на части?
Просто
Знаешь, как просто быть шакалом,
Просто шакалом.
Знаешь, как просто ласкать стены,
Просто стены.
А потом бежать по мокрым шпалам,
Когда просто порваны вены.
Знаешь, как просто петь сонеты,
Просто сонеты.
Знаешь, как просто молиться Богу,
Просто Богу.
А потом сжигать его портреты
И бросать монету на дорогу.
Знаешь, как просто мне поверить,
Просто поверить.
Знаешь, как просто меня оставить,
Просто оставить.
И кто тебе скажет, как все измерить?
Ты уйдешь, а потом уже не исправить.
Я привык играть в орлянку с судьбой,
И забыл, что, значит, быть самим собой.
Птицы (П. Л)
Голубь твоей мечты
Вылетел в раскрытое окно.
Дом заброшен, звуки пусты,
Открой глаза - это дно.
Птицы в кресте прицела.
Слезы кровавого цвета.
На крылья теплого лета
Пыль осела, пыль осела.
Глотаешь горький дым, которого нет,
Превращаешь иллюзию в сон.
Берешь фонарь и думаешь: свет
Найдет, откуда струится стон.
Юный месяц уколет тебя,
Куда в детстве целовала мать.
В предсмертной музыке, всё погубя,
Будет голубь над тобой летать.
Пугачев
Плещет дерево седой кроною,
А под деревом два разбойника.
Одному давно ноздри вырваны,
Второй вовсе схож за покойника.
Ножи острые, глаза хитрые,
Кистени в рукавах тяжелые.
А кругом волки с рысями рыскают.
Да, деньки наступили веселые,
Объявился вновь Петр-батюшка -
По степи о том много шепталися.
Мутным взглядом окинул империю:
“Ну что, детушки, доигралися.
Опечатали цепями волю вольную,
Батогами накормили досыта,
А иконы те, что плакали, спрятали.
Как клеймить рабов набрались опыта.
Душу в землю закопали не девкою -
Поигрались вначале, потешились.
Те, кто мчались к ней на выручку конными,
Сразу как-то притомились да спешились,
Замешали отраву с ладаном.
Получай, Рассея на пряники
Что не весела? Мутит родную?
То-то стон, что твои кандальники.
А ты, жена, почитала я кончился.
Ничего задеру юбки пышные,
Полосну по спине колокольнею,
То-то звона восславить всевышнего.
И мохнатой гурьбою безносою,
Безъязыкою да клейменною
Рубану по парчовым задницам,
Харкну в рожу их изумленную,
Закручу хороводом вольницу -
Царь гуляет по тоске упокойную!
Узнаешь, Рассея? Твой суженый
Вновь вернулся - сжечь первопрестольную.
Здесь, в земле, мои корни крепкие
Немке, стерве моей,
И не вырвать их.
Затоскуете, псы дворянские.
Меня знаете, да я в гневе лих! …
Дело к вечеру, небо к сумеркам.
Государь сидит в темной горнице.
Даже стены набрались допьяна,
Да и мысли сейчас не о вольнице.
Вспоминает реку замерзшую -
Щука в проруби, или морочится?
Говорит человеческим голосом:
«Эй, Емеля, чего тебе хочется?»…
… и на плахе, согнутый, кричал:
«Обманула меня?! Обманула!..»
* * *
Реальность через мутное стекло
Пыталась рассмотреть твои глаза.
Меняла ты случайное тепло
На тихий мир, но в нем спала гроза.
Ты символы чертила на полу,
Чтоб охранить свой дом от всех ветров.
И кровь деревьев - чистую смолу -
Пила, чтобы приблизить время снов.
Себе оправой выбрав серебро,
Спала на нереальной глади вод.
И свет воспринимала как добро,
Хоть тьма тебя ласкала в свой черед.
Терпенье времени однажды порвалось,
Разрушив замок твой из бирюзы.
Тебе так сладко, хорошо спалось…
Что ж, привыкай к религии Грозы.
Реквием N
Мои пальцы холодеют,
Превращаясь в льдинки,
Коснусь твоей кожи - тебе станет страшно.
Мои глаза полыхают огнем.
Коснусь тебя взглядом, тебе станет больно.
В воспаленном мозгу мелькают картинки,
Из детства, из боли, из жажды картинки,
Не прими моей жертвы на кресте своем,
Кровью кашляя, буду кричать “Ты довольна?!
Ну что довольна?!"
Не продай!
Уже продан... Не дави!
Весь раздавлен...
Обожжен и ославлен
И ветру отдан,
Но пока еще жив!
На лбу моем терновый венец -
Ты всегда мечтала меня видеть на троне,
И я, слепой и наивный юнец,
На крыльях летел к этой короне.
Вместо сердца розу вставили в шутку,
Вид ее так прекрасен и искренне лжив.
Я кормлю своей кровью эту малютку,
И уже начинаю свой танец под дудку,
Но пока еще жив!
На истертых ладонях твое имя забыто,
И глаза твои смотрят с укором.
Твои волосы ветер чужой обвевает,
И сбиваюсь с пути, и теряюсь.
Все холодною водою залито,
И прибой в берег бьет приговором.
Знаешь, я видел небо за бором,
Знаешь, я ведь взлететь собираюсь,
Пока еще жив!
Рим
Изнеженный и сыто-пьяный Рим,
Богов любимец, в основном Венеры.
Эпикуреец неопровержим,
Он ест на завтрак ваше чувство меры.
Теплом на плоть натасканных рабынь
Согреет старость и обучит юность.
Патриции, куда слюну не кинь,
Но я среди реликвий не отплюнусь.
Не входит больше в город легион,
А Император делится добычей,
К тому же вовсе безголосый он,
А ест людей, - так то вошло в обычай.
Чертовски популярен Колизей,
Народу больше только в Тибре встретишь,
Так нравится борьба полулюдей,
Что сам умрешь и даже не заметишь.
Искусство докатилось до высот -
Из куртизанок лепятся богини,
По их телам стекает мед и пот.
Живые ж боги бродят в Палестине.
Под сенью несгибаемых дубов
Таится праздник истиной натуры.
Сюда ползут очахнуть от пиров,
И здесь же улыбаются авгуры...
Изнеженный и сыто-пьяный Рим,
Лицо в крови и все кругом горит!?
Ты помнишь то, что ты непобедим?
Немытый варвар над тобой стоит...
Рождающий ветер
На, я дарю тебе время,
Я научу, как сделать вечностью миг.
Знаешь, в землю упало семя,
Но я боюсь, что вырастет крик.
Там, где прошли мы,
Выгорела трава...
Солнце вылизало камни. Укрываюсь в клочок тени. В небе стервятник. Ждет. Но моя очередь не сейчас, потом, потом. Из ниоткуда к концу несу не миссию, пока прячу крик. Пока прячу. Неподвижный воздух застревает в горле, кажется, уже не дышу – незачем. Уже незачем. Солнце - убийца. Чувствую, как кровь испаряется вместе с потом. Вода? Зачем? Теперь уже не для чего. Ветра бы... Ветра, движения воздуха, сметающего с тебя раскаленные лучи и отгоняющего запах собственного горелого мяса. Держу спичку. Маленький огонек. Но не сейчас, в последний миг, в последний. Брошу этот кусок пламени в лицо этому солнцу и, может быть... Нет только никакой надежды, никакой. Здесь ей места нет! Здесь пламя в небе и в кармане, горячая неподвижность, песок, камни и птица, положившая крылья на воздух. И все-таки есть ветер. Я рождаю его. Пусть не воздух движется, а я сквозь него. Это тоже ветер, который когда-нибудь... стоп, не надо жалости. Сжимай последнюю спичку и иди, иди, иди, иди же. Рождающий Ветер...
Стервятник не тронул тело человека, который так и не зажег спичку.
С.К.
Ветром разметет все листья,
Вскроет старую дорогу,
По которой мерным шагом
Проходили легионы.
Где теперь лежат их кости,
Каменея понемногу?
И какой страны деревья
Ночью дарят им поклоны?
Здесь теперь другие игры,
Все обходятся без стали.
Раз вода острее бритвы,
Так зачем терзать железо.
Выбирали платье к балу,
А потом, когда устали,
Сердце Снежной Королевы
Подобрали к полонезу.
От дыханья сводит пальцы,
Но не портят слезы грима.
Да, бутон не станет розой,
Но из глаз растет шиповник.
Дикий росчерк птицы в небе -
Тайна, что необъяснима,
Но пред ней склонится сразу
Знатный Холода сановник.
Здесь, когда она бывает,
Слышен треск, подобный грому -
Об шиповник рвутся души,
В тихой скорби небо плачет.
Но пока брильянт блистает,
Здесь не будет по-иному.
Искалеченных спасая,
Под крылом Безумье прячет.
Души ж порванные в клочья
Жадно просят керосина
И огня еще, но время
Их на землю спать уложит,
Мягкой шерстью мох согреет,
Убаюкает трясина,
Корни ив пройдут сквозь сердце,
Что убьет и тем поможет.
* * *
Сандалом пахнут облака,
И с крыльев птиц летит к земле разлука.
Здесь строили Колосса из песка.
По вечерам боялись в окна стука.
В тени же прячется все та же тень,
До горизонта день пути по полю,
И не запреты, а скорее лень,
Мешает ночью вырваться на волю.
Обняв свои заветные мечты,
Здесь сладко спят великие пророки,
И сталь с любовью, как всегда, на ты,
И все слова ни низки, ни высоки.
Не шатко–валко, но не как-нибудь
Течет сознание в водосточных трубах,
И здесь в бокал вам наливают суть,
Чья жуть хохочет в деревянных срубах.
А души все без окон, без дверей,
И не стучи в глаза, ведь не откроют:
На пьедестал возводят лишь зверей,
Что по ночам свирепо хором воют.
Раскинув руки, дремлет океан,
А по утрам земля стучит зубами.
Здесь гордость вызывают те из ран,
Которые себе наносят сами.
А ветер плюнул на леса дождем
И в даль ушел, чтоб впредь не возвращаться.
Пустили памятник его на слом:
Ушедшим ведь не нужно поклоняться.
Вулкан зарылся в землю от тоски
И больше в небо не плевался лавой.
Чертополох до гробовой доски
Поссорился со сточною канавой.
Здесь все враскос, не строит по ладам.
Здесь, не поверите, но и цвета фальшивы.
Пыль медленно стекает по щекам,
Целует пепел ветви дикой сливы.
И соль дают, когда попросишь пить,
И видно всем, что ты издалека.
И лишь один есть повод, чтобы жить -
Ведь здесь сандалом пахнут облака...
Слепой
Когда я все сожгу дотла,
Прошу тебя, приди на миг.
Смотри, вот все, чего достиг,
И на страницах моих книг -
Зола.
Когда я стану пустотой,
То не свершится ничего.
Не знал, не помнил никого,
И все наверно, оттого,
Что я слепой.
Верить на ощупь,
Жить по подсказке,
Прятать в душе
Полудетские сказки,
Рвать об канаты
Слабые крылья
И задыхаться
От зла и бессилья -
Слепой.
Мертвым глазам
В черных глазницах
Мир не увидеть,
Им будут сниться
Лица.
Снег на асфальте (П. Л)
В рыцарские латы облачен,
Перед светом все же безоружен.
Ты сегодня Господом прощен,
Потому что Дьяволу не нужен.
Ты сегодня таешь словно снег,
Превращаясь в призрачную воду.
Ты, услышав сатанинский смех,
Понял, как зовут твою Свободу.
Твой удел всегда стирать лица,
Чтоб никогда не увидеть их вновь.
И чтоб никогда не видна была кровь,
Носить рубаху гарибальдийца.
Твой удел - на далекой Мальте
Каменный, позолоченный крест,
И, в довершение выжженных мест,
Снег, нарисованный на асфальте.
Сомневающемуся Фаусту
Доктор Фауст, ваш торг неуместен,
Вы оставьте купцам все доходы.
Покупатель товара известен,
И есть жажда пить черные воды.
Все подземные кладези - ваши.
И платить вам не звонкой монетой.
Что душа по сравненью с планетой,
На которой все мудрости павших?
Отказаться от рая не сложно,
Ваши пальцы увязли в познаньи.
Доктор Фауст, Вы неосторожно,
Вышли к пропасти сверхпониманья.
Если ж Бог Вас пугает грозою, -
Свою память сожгите железом.
Дьявол сам вам помашет вслед жезлом,
И душа снова станет слепою,
Все сомненья развеются пухом,
И греть глупо в душе Сады Семирамиды,
Ведь блаженны лишь нищие духом.
А познание есть плод Немезиды,
Так что, Фауст, ваш торг так наивен,
И идите от дьявола, с богом,
Ведь опасно, когда Бог всесилен,
Разговаривать истинным слогом.
Старик сожги свой балаган (П. Л)
Лоскутный занавес упал
На неистертые подмостки.
Комедиантам вечер мал.
И, тихо тлея, рухнет зал.
Тень в фиолетовом плаще.
В проходе призрак господина,
И старый клоун в рубище,
И обнаженная картина.
Старик, сожги свой балаган,
Старик, сожги свой балаган.
Тебя я помню с детских лет,
Ты нас смешил, меняя маски,
Миры дарил, которых нет.
Старик, я верил в эти сказки.
Старик, сожги свой балаган,
Старик, сожги свой балаган.
Теперь ты стар и еле жив.
Жизнь нас крутила, как могла.
И ты ушел, родилась мгла,
Что тихо под ноги легла,
Там, где ты сжег свой балаган...
Тень в фиолетовом плаще,
В проходе призрак господина.
И старый клоун в рубище
И обнаженная картина.
Старик, сожги свой балаган.
Староверческое кладбище (П. Л)
Ветры тихие да милые
Обдувают холмы могильные.
Всем пророчат земное спасение
Птицы черные да крикливые.
Ваше тело давно ничто.
Ваши души теперь над нами.
Ваши тени поют годами.
Вороны им вторят крылами.
Я стою под мертвой сосной
И губами ловлю истину,
Вами брошенную, как посев.
Не побило б ее бедой.
Видел красочный карнавал,
Но под масками нет лиц.
И чем лучше мертвой та,
Которую я обнимал?
Я ушел в глушь божию.
Мне дороже поцелуй листвы,
Чем алмазов огни неверные.
Отдал душу я бездорожию.
Страх
Осень начинается не в сентябре. Дожди прячутся в нас всегда. Но осень - это не цвет опавших листьев. Осень - это страх. Страх, что тепла больше не будет. Дайте мне холодную стену, и в пустой постели я буду метаться всю ночь, истекая холодным потом, как раненый зверь кровью, и любой, заглянувший утром в мои глаза, увидит в них страх.
Темнота одинока, особенно на ощупь, но она намного лучше света, хотя бы потому, что в ней не видать совсем ни черта. Ни золота чужих волос, ни пыли в собственных глазах. Пыль можно стереть, но тогда снова из глаз, отражающихся в зеркалах, будет с похабной усмешкой смотреть страх.
Пепел велик своей безвозвратностью и неизбежностью. И боль, и счастье горения уже позади. Позади и истлевание. Здесь тлен, который можно сдуть с гладкой поверхности стола. Он велик тем, что навевает лишь тоску о том, что было, и в то же время невидимой, но невыносимо прочной цепью окутывает тебя. Из прошлого могут выползать какие угодно чудовища, но среди них обязательно будет младенец с окровавленной улыбкой, которого зовут Страх.
Не тронь их, ибо не ведают, на что идут. С первым криком впускают Его в себя и пядь за пядью скармливают Ему свое время. Он растет, как сказочный герой, и, поселившись в сердце, разрывает, сердца. Поселившись в руках, наполняет их вязкой дрожью.
Поселившись в глазах, никогда их не покидает. Умирает все и вся, но Он, превратившийся из младенца в гиганта, стоит чуть заметной тенью над гниющим телом своего хозяина. Он даже не ищет жертв, они сами придут к нему. Они Его по праву рождения. Они, брошенные даже собой и настолько одинокие, что боятся поделиться друг с другом великой тайной: "Страх можно убить, заразив его страхом".
Тамерлан
Катилась по степи живая смерть.
В разрезе глаз узнаешь азиата.
Копыта заставляли землю петь.
Стрела в спине так искренне крылата.
В седле рожденный спать в шелках не будет.
Другая сталь, совсем другого мира,
Тебя сегодня рубит, губит, судит.
Всегда тот прав, чья тяжелей секира.
Не сосчитать истоптанных ручьев.
И не победа цель, а разрушенье,
И жаждой крови полон до краев,
Кровь утоляет жажду в дни сомненья.
Сквозь дым, что очищает города,
Далекий Запад всматривался в лица.
Но и ему пока что только снится
Тень имени, летящего сюда.
Никто здесь не спасется, даже птица,
И каждому – смерть, золото иль рана.
И не копыта бьют, а так стучится
Разбуженное сердце Тамерлана.
* * *
То, что было когда-то тобой,
С каждым днем исчезает все боле.
Я по-прежнему полуслепой,
И уже не мечтаю о воле.
Я по-прежнему пью по ночам
Снов своих голубую прохладу.
Так же пуст мной построенный храм,
Все привычней блуждаю по Аду.
Отраженье твое в зеркалах
Промелькнет иногда и исчезнет.
Знаю, знаю, что плоть не воскреснет.
Слишком мало святого в телах.
* * *
Тогда все время было лето
С его бессонницей, жарой.
Мы были заняты игрой,
И нас спасало только это.
Ты тихо превращалась в тень,
А я искал тебя губами.
В дыру, прорубленную нами,
В другую эру падал день.
Я примерял тебе венок,
Чтоб в ангела ты превратилась,
Чуть позже это повторилось,
Мне мрамор холодил висок.
Тебя, не гас в которой пламень
И лед которую сковал,
Я, как безумный, целовал
Через холодный мертвый камень.
От наших всенощных костров
И углей даже не осталось,
И пепел лишь, святая малость,
Лежит на чистоте листов.
Ты знаешь, птицы улетели,
Все тот же в небе лик луны.
Шепчу молитвой свои сны
На нашей выстывшей постели...
Три минуты лёта (П.Л.)
Это было, но кто в это верил?
В эти игры вы не играли.
Я ж собой эту бездну измерил,
И смеялся в лицо мертвой стали.
Два слова могут много.
Под черной пылью тайны,
Как в глубине острога,
Все дышит ядом смога.
Пламя, охрани,
Пламя, скрой.
Ночь напролет
Пой.
Святые огни,
Неземной
Лёт,
Жизнь за три минуты лёта.
Тяжело дыша, разбираю путь,
Ноги сбиты в кровь,
Кто из вас не хотел взглянуть,
Как в огне живет любовь.
Два слова это скроют
От рук, все рвущих в клочья,
Псы на цепях завоют,
Но я-то знаю точно,
Что зря могилу роют.
* * *
У теплых и искрящихся камней,
Которые ночами согревали,
Туманным взглядом вдаль гоня коней,
Из трав себе венки сплетали.
Под взором золотых крылатых львов
Из ледяных ручьев мы вечность пили.
И верили своей спокойной силе,
И как-то вовсе обошлись без слов.
И жизнь текла, дыханью тихо вторя,
Не знал, что счастье есть,
Ведь я не ведал горя,
Не знал любви и ненависти тоже,
И то был Рай! Где жизнь со смертью схожа.
Феникс (П. Л)
Ты ослепла,
Любовь стала тромбом,
Убила сердце - успела.
Я возьмусь за гиблое дело:
Пройду сквозь тело,
Возьму душу
Туда, где все восстанет,
Как Феникс из пепла.
Запах ветра и что-то больше,
Чем просто вера.
И я помню, как ты летела
Над морем мела,
Чтобы добраться
Туда, где все восстанет,
Как Феникс из пепла.
Пыль металась, земля горела.
Ты забыла, чего хотела.
Я возьмусь за гиблое дело:
Пройду сквозь тело,
Возьму душу
Туда, где все восстанет,
Как Феникс из пепла.
Холода (П.Л.)
Я всегда был текуч, как вода,
А потом, как беда, пришли холода,
И упала звезда.
Но смотрю я туда,
Где не видно корки мертвого льда.
Твоего лица касаюсь,
И на что еще надеюсь,
Если больше я не каюсь,
Но под божьим солнцем греюсь.
Только чувствую все чаще:
Замерзаю, замерзаю.
Эта смерть других не слаще.
Помогите, угасаю.
Сотни игл и стрел
Вонзались в лицо.
Предвещая беду,
Разбивалось стекло.
И любой прямой путь
Превращался в кольцо,
А слова и следы
Замело, замело.
Травы скованы льдом,
Не умрут никогда.
А деревья давно
Превратились в столбы.
От тебя и меня
Не осталось следа.
Камни, словно алмазы,
Им все до трубы.
_________________
ася 270761032
Если Вы нравитесь ВСЕМ, значит вас редко отпускают из Дурдома.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
